– Ты должна быть рядом, пока он не поправится. Защищать, что бы ни случилось.

– Ничего не понимаю. Ты…

– Пообещай!

– Я… я обещаю. Но ты, что ты… – Сибилла была совершенно сбита с толку.

– Я должна уехать.

– Что значит – уехать? Куда уехать?

– То и значит.

– По работе?

– Не настаивай, мама.

– Дорогая, Шарль сказал, что ты ведешь…

Наверное, она рехнулась, когда решила довериться отчиму. Шарль тут же все пересказал жене, и они с удовольствием обсудили ее помрачившийся рассудок. Мысленно Диана представляла себе мать и отчима в виде трогательного клубка змей.

Не вдаваясь в подробности, она сообщила Сибилле, что второй Люсьен, маленький мальчик семи лет, тоже был недавно усыновлен и теперь потерял приемную мать. Диана продиктовала фамилии и адреса и взяла с матери слово, что она будет интересоваться судьбой сироты.

Ей следовало предупредить мать о возможных подозрениях полиции на свой счет, о тянущейся следом за ней веренице смертей, но у нее не было на это времени. Диана колебалась, понимая, что должна попросить у Сибиллы прощения за агрессивность, раздражительность и враждебность, но так и не сумела переломить себя.

– Я на тебя рассчитываю… – Больше она ничего не сказала и повесила трубку.

Диана стояла в телефонной кабине, глотая горькую слюну, и задавала себе вопрос, который мучил ее с юности: права ли она, что так относится к матери? Виновата Сибилла в ее сломанной судьбе или нет? Ответа Диана как всегда не нашла и лишь бессвязно выругалась.

Вверх по улице Сите с воем мчались две патрульные машины. Диана восприняла это как предупреждение. Тело Ланглуа вот-вот обнаружат. Она набрала номер справочной:

– Переключите меня на службу бронирования билетов аэропорта Руасси-Шарль-де-Голль.

Через секунду ей ответил женский голос. Она разглядывала свою левую руку. Кровь под ногтями. Выступающие вены. Рука старухи.

– Поищите ближайший рейс любой компании на…

– Да, мадам?

Она снова взглянула на свои пальцы и ладони.

Рука старухи.

Но эта рука не дрожала.

– …Москву.

III

Токамак

43

Шереметьево-2, зал прилетов.

Московский международный аэропорт.

Два часа ночи, пятница, 15 октября 1999 года.

Диана шла в толпе пассажиров к зоне выдачи багажа, дрожа от холода в осенней куртке. Она успела на последний рейс «Аэрофлота», вылетавший в 22.30, и теперь стояла на российской земле. Она знала Москву, и это было ее единственным козырем. Диана дважды приезжала в столицу России. Первый раз – в 1993-м, на конгресс по фауне Сибири, организованный Академией наук. Второй раз она была здесь проездом на Камчатку. На обратном пути из экспедиции она провела в этом городе потрясающую неделю. Семь дней – это очень мало, но название гостиницы – «Украина» – Диана запомнила.

Около трех утра прибыл багаж. Пассажиры ворчали, высматривая свои вещи: полутемный зал с низким потолком больше всего напоминал склеп, и людям приходилось светить себе зажигалками.

Диана быстро нашла свою сумку. В Париже она успела заскочить домой, второпях собрала одежду и взяла спутниковый телефон. У нее оказалось всего восемьсот долларов, так что пришлось опустошить банковский счет. Сняв семь тысяч франков через банкомат, Диана испытала странное чувство освобождения. Так, наверное, чувствует себя самоубийца, бросаясь вниз с крыши небоскреба.

Диана вышла из здания аэропорта и тут же перекочевала из осени в зиму. От холода ломило зубы, ныли виски, коченели руки. Над дорогой повис морозный туман. У горизонта земля и небо сливались в сумерках воедино.

Такси на стоянке не было, но Диана знала московские обычаи. Она прошла мимо толпы туристов, остановилась у бортика и, увидев первую же машину, замахала руками над головой. Водитель не остановился. Диане повезло с третьего раза: старенькие «жигули» с погашенными фарами затормозили, она назвала адрес, показала доллары, и дело было сделано. Диана устроилась на потертом сиденье, поставила сумку на колени, надвинула шапочку на глаза, и они помчались навстречу ночи.

Машина ехала по пустынному шоссе мимо призрачных берез и спящих домов к кольцевой дороге. На пустырях горели костры, загородный туман уступил место выхлопным газам тяжелых грузовиков. Видимость была не больше пяти метров, время от времени их с грохотом обгоняли тяжелые фуры. Диана вспомнила аварию, которая едва не стоила жизни Люсьену, и содрогнулась. Водитель, не проронивший ни слова с момента отъезда из Шереметьева, почувствовал, что она занервничала, и включил радио. Тяжелый рок обрушился на прыгавший на ухабах «жигуленок». Диана готова была сорваться, но тут машина покинула пандус и покатила в город.

Диана помнила дорогу из Шереметьева: они должны были ехать по Ленинградскому шоссе. Впереди появились мириады огней: яркие витрины магазинов походили на пещеру Али-Бабы. Рекламные щиты обольщали потребителей. Город сиял неоновыми огнями. В этом ночном электрическом буйстве было нечто сюрреалистичное, как будто сам капитализм во плоти подмигивал москвичам, призывая их тратить деньги не жалея, пусть даже большинство людей едва сводило концы с концами.

Диану удивляло, что водитель по-прежнему едет на юг. Теперь им придется добираться до гостиницы по Минскому шоссе… Внезапно вокруг снова стало темно. В этой части Москвы церквей было так много, что они стояли практически бок о бок или вглядывались одна в другую с разных сторон узких улочек. Столетия состарили их фасады, своды почернели, порталы тонули во мраке. Статуи стояли в лесах под брезентом, протягивая к прохожим обломанные руки, лица их были суровыми, каменные плащи напоминали вымокшую под дождем одежду. Диана забеспокоилась, не собирается ли молчаливый возница ограбить ее на углу темной улицы.

Машина повернула, и перед Дианой предстала Красная площадь. Ощущение было такое, как будто ей закатили оплеуху. Она увидела Кремль за кирпично-красной стеной, припудренные золотом купола соборов. Водитель расхохотался: он хотел продемонстрировать пассажирке главную «драгоценность» своего города, и сюрприз ему удался. Диане было холодно. Она сидела, кутаясь в куртку, засунув подбородок в воротник свитера, но чувствовала себя счастливой. Они проехали по набережным, пересекли Лубянскую площадь, миновали Кутузовский, – Диана помнила названия – и остановились под козырьком гостиницы «Украина». Светящиеся буквы названия таяли в ночи, как шипучая таблетка в солоноватой воде.

Диана простилась с шофером, перекрикивая аккорды Stairway To Heaven «Лед Зеппелин». Он не повернулся, не проронил ни слова, просто уехал – как не было.

Диана заполнила бланк регистрации у стойки портье и поднялась на лифте на девятый этаж. Здание парламента на другой стороне набережной сияло яркими огнями, так что Диане даже не пришлось зажигать свет.

Номер ей достался маленький, четыре на четыре метра, на окнах висели шторы из красной кисеи, из того же материала было покрывало на кровати. Пахло прогорклым салом, плесенью и пылью. Шик a la russe. Только ванная сверкала новеньким фаянсом и блестящими кранами. Диана долго стояла под горячим душем, с закрытыми глазами добрела до постели, скользнула под жесткую простыню и мгновенно уснула, успев подумать, что ей вряд ли что-нибудь приснится, да и мысли мучить не будут.

И на том спасибо.

44

Когда Диана открыла глаза, яркий солнечный свет заливал стены ее комнаты. На часах было десять утра. Она чертыхнулась, вскочила и по пути в ванную налетела на угол стола. Приняв душ, она мгновенно оделась и открыла окно.

Внизу расстилался город.

Диана увидела сверкающие в утреннем свете черные воды реки, православные храмы, сталинские высотки и стройплощадки с кранами, бахвалящимися своим величием. Она вдыхала гулкий городской шум, растекающийся волной по серым, пропитанным острыми запахами улицам. Так пахнут все мегаполисы мира, но аромат Москвы кажется самым резким и сильным. Диана устремила взгляд на Кутузовский проспект, запруженный сотнями машин, потом опустила веки и мысленно слилась с волнующейся толпой, ощутив при этом истинное удовольствие. Она ездит в экспедиции, обожает изучать жизнь животных, но навсегда останется завзятой горожанкой.